Аделина Шайдуллина: Что значит Boogy в твоём нике? Это танец? Или отсылка к бугимену?

Жульен Прие: Танец! Это в каком-то смысле цитата из старого французского рэп-трека Boogie Man группы NTM . В институте я придумывал журналы и делал для них обложки, один из таких журналов я назвал The Boogy Paper. А потом я начал регистрироваться в Инстаграме и обнаружил, что там уже есть человек по имени Жульен Прие, — и понял, что мне нужно придумать какой-то другой ник. Тогда я вспомнил про свой студенческий журнал.

Каллиграфия для журнала Boogy Paper, 2014

АШ: Хип-хоп, кажется, вообще сильно повлиял на твои работы.

ЖП: Да! До института я слушал только его — не знал, что существует ещё какая-то музыка.

АШ: А что ты слушаешь сейчас?

ЖП: До сих пор хип-хоп! Но теперь я слушаю ещё и электронную музыку, которую пишут мои друзья — например, Нина Гарсиа — и классику. А вместе с дочерью мы слушаем старые французские песни.

АШ: Колыбельные?

ЖП: Нет, Сержа Генсбура! Ещё моей дочери очень нравится хэви-метал, и я тоже постепенно открываю для себя это направление.

АШ: То, что ты делаешь, в интернете называют словом typexpressionism. Можешь рассказать, что это за термин и откуда он взялся?

ЖП: Его придумал критик Стивен Хеллер, и мне кажется, это очень хорошее слово. Люди часто говорят, что мои работы — это граффити, но я вообще не считаю, что это так. Конечно, многие дизайнеры вдохновлялись и вдохновляются граффити, и я тоже. Но термин typexpressionism с граффити как раз не связан.

Да, граффити — это экспрессивный жанр, да, все с ним знакомы, и он на многих повлиял. Но это не значит, что все, кто делает экспрессивную типографику, — граффити-художники.

Зин Boogy Paper, 2023

АШ: Согласна.

ЖП: Ещё когда ты студент, твои шрифты должны быть очень аккуратными и читабельными. Но ведь на самом деле читабельность — это спектр, где на одном конце — чистый текстовый шрифт, а на другом — текстура, за которой сложно даже разглядеть буквы. И то, где на этом спектре будет располагаться твой шрифт, зависит только от тебя — от того, что тебе нравится и кем ты себя считаешь: художником, каллиграфом, иллюстратором…

Например, мы с моим коллегой по коллективу High on Type — коллектив художников, дизайнеров и каллиграфов, в котором Жульен участвует с 2015 года High on Type Винсентом де Буром начали заниматься каллиграфией просто потому, что любили рисовать красками — не обязательно буквы. И поэтому мы считаем, что рисовать шрифт, воспринимая каждую букву как картинку, а не как элемент будущих текстов, — это абсолютно нормальный подход к шрифтовому дизайну.

Инсталляция и перформанс «MOD-de Knoop» Винсента де Бура, 2021. Изображение: Робин Майер
Серия «One Stroke Painting» Винсента де Бура, 2019. Изображение: Logman Gallery

АШ: Boogy Brut — это исследование спектра читабельности, о котором ты говоришь?

ЖП: Да. Boogie Brut — это такой мост, который проходит через весь спектр. Нам с Йоанном Мине Йоанн Мине — шрифтовой дизайнер, соавтор Boogie Brut было важно, чтобы все шрифты коллекции хорошо работали друг с другом и чтобы зрителю было понятно, что у всех этих начертаний одни и те же корни, одна и та же графическая идея.

Спеисмен Boogy Brut, 2020. Дизайн: Марк Смита, Бенуа Сантьяр

Стикеры Boogy Bruts

АШ: Ты работал с очень разными материалами. Рисовал на одежде, четырёхметровых стенах и даже детском планшете для обучения письму. На чём ещё тебе было бы интересно порисовать?

ЖП: Мне вообще нравится исследовать новые материалы. Иногда я просто нахожу что-то дома — как было с планшетом — и начинаю рисовать. Планшет, кстати, оказался идеальным инструментом, особенно для каллиграфии: после занятий каллиграфией обычно остаётся куча бумаги, которую ты выбрасываешь, а на планшете неудачный рисунок можно просто стереть.

Не знаю, каким будет следующий инструмент. Но сейчас я заказал из Японии несколько конструкторов, из которых можно собирать роботов. Может, я сделаю какие-нибудь деколи, которые будут классно работать на нём, или даже придумаю новый шрифт специально для этого конструктора.

![18]

Коллекция одежды Martès × Boogy Brut

АШ: У тебя недавно была выставка в Эшироле. Расскажи, как кураторы работают с каллиграфами? Это похоже на то, как они взаимодействуют с современными художниками?

ЖП: Совсем не похоже. Мне вообще показалось, что сотрудники музея, который меня пригласил, плохо понимали, чем я занимаюсь. Поэтому мне пришлось пригласить своего куратора и своего графического дизайнера, и мы сделали всё так, как считали нужным. Я рад, что выставка случилась, но делать по выставке в месяц, как большинство художников, я бы, конечно, не хотел.

АШ: Думаешь, шрифтовым дизайнерам важно выставляться в музеях?

ЖП: Да. И думаю, моя выставка была полезной не только для меня, но и для зрителей. Мне было важно сделать её в государственном музее — чтобы вход был бесплатным. Вообще, я придумал эту выставку, потому что хотел рассказать, что шрифтовой дизайн, каллиграфия и графический дизайн на самом деле связаны между собой.

У выставки была очень простая концепция: у нас были буквы во всю стену, на которые нужно было смотреть с большого расстояния, а поверх них были наклеены маленькие принты, к которым нужно было подходить очень близко. Мы хотели показать, что в любой дисциплине есть пространство для разных точек зрения, разных способов смотреть на одну и ту же вещь.

Выставка «Boogy Show», 2024

АШ: Шрифтовые дизайнеры часто жалуются, что в шрифтовом дизайне нет критики. Художники — что критика в искусстве стала формальной. Что ты думаешь о современной критике?

ЖП: Во-первых, дизайнеры, которые в основном критикуют друг друга в инстаграме, далеко не всегда добрые и хорошие люди. Во-вторых, выпускать шрифт вообще очень сложно. Для тебя как для автора это большое событие, но его почти никто не замечает. Самый большой критик моих шрифтов — я сам, я никогда не считаю шрифт законченным. Хотя мне стало проще выпускать шрифты, когда я стал чуть лучше ориентироваться в шрифтовом бизнесе.

Быть дизайнером сложно. Но быть художником тоже сложно. Делать выставку — как отмечать день рождения. Как бы хорошо всё ни прошло, в конце ты всегда разочарован и сам до конца не понимаешь, почему.

АШ: Обычно ты устал и разочарован.

ЖП: Да. Когда выпускаешь шрифт, он с тобой навсегда. Ты можешь доделать его, поправить и выпустить снова. А у выставки есть определённая продолжительность, и её определяешь не ты. В выставках вообще много параметров, которые определяешь не ты.

Например, у меня была проблема с одним из музейных медиаторов. Я зашёл и увидел, что он ведёт экскурсию и говорит, что я уличный художник. И я очень расстроился, потому что почувствовал, что сотрудники музея не разобрались в том, что я делаю, даже несмотря на то, что везде были экспликации, и я много раз объяснял им концепцию выставки. Я знаю, что медиатор не хотел меня обидеть, но мне было неприятно слышать, как он назвал меня уличным художником.

Выставка «Boogy Show», 2024

АШ: Ты объяснил медиатору, что он неправ?

ЖП: Да, и медиатор со мной не согласился! Он даже прервал экскурсию, чтобы обсудить со мной, что такое стрит-арт и кто такой уличный художник. Это очень помогло мне принять, что не все будут смотреть на мою работу так же, как на неё смотрю я, и понять, что это нормально. Хорошо, что в мире так много разных людей с разными взглядами — если бы все люди были одинаковыми, им бы не нужно было столько разных шрифтов.

АШ: Как думаешь, стереотип о том, что каллиграфия — это красиво подписанные приглашения, всё ещё жив?

ЖП: Да, пока я не начал работать с Commercial Type, меня не воспринимали как шрифтового дизайнера, потому что я каллиграф, а это несерьёзно. Сначала было немного обидно, но потом я привык. Поэтому меня не удивляют люди, которые считают, что каллиграфия — это искусство подписывать приглашения.

Книга «Die Fläche» издательства Letterform Archive. Обложка: Жульен Прие

АШ: Ты писал, что на тебя сильно повлияли Оскар Огг и Бертольд Вольпе. Повлиял ли на тебя кто-то из современных дизайнеров?

ЖП: Да, Йоб Ваутерс — очень важный для меня художник. Я увидел его работы, когда учился в институте, и тогда понял, что каллиграфии есть место везде — в графическом дизайне, в шрифтовом дизайне и вообще где угодно, а не только на свадебных приглашениях. Ещё я очень много смотрел на работы Рене Книпа. Если говорить о графическом дизайне, то на меня повлияла студия Experimental Jetset. А если о шрифтах, то Swiss Typefaces, Klim, Ohno Type Co. и Commercial Type.

Book cover designs by Berthold Wolpe
Book jackets by Oscar Ogg, 1942

Книга «Well Well Well». Дизайн обложки: Йоб Ваутерс, 2013
Мурал Йоба Ваутерса в Бреде, 2020
Кафельное панно для станции метро в Амстердаме. Дизайн: Atelier Rene Knip, 2012

АШ: Есть дизайнеры, с которыми тебе хотелось бы поработать?

ЖП: Да, хотелось бы сделать что-то вместе с Элен Мариан.

АШ: Мы отметим её в посте с цитатами из этого интервью!

PVC Элен Мариан, 2021

АШ: Ты работаешь в Commercial Type, как вы распределяете время между кастомными и тиражными шрифтами?

ЖП: Например, я работаю над одним тиражным шрифтом. Бриф на него мне дали Кристиан и Пол, исходя из того, каких шрифтов им не хватает в коллекции.

Я решил, что буду делать этот шрифт год — но можно делать его и дольше, у нас нет дедлайнов для тиражных проектов. Потому что никто не знает, в какой момент появится заказ на кастомный шрифт, который нужно будет сделать очень быстро. Мне нравится ритм, в котором я работаю — я очень долго занимаюсь большим проектом и иногда отвлекаюсь на небольшие, быстрые задачи.

Заглавные со свошами в шрифте Flat Deck, нарисованные Жульеном Прие для журнала Rolling Stone

АШ: А если тебе не понравится бриф на тиражный шрифт, который тебе дадут, ты можешь попросить его поменять?

ЖП: Я не пробовал. Когда Кристиан и Пол сказали сделать широкую антикву, я просто сказал: «Ок, посмотрим, что из этого выйдет». Мне нравится, что в шрифте обычно мало ограничений, и одно короткое предложение может быть полноценным брифом.

АШ: Первый тиражный шрифт, который ты сделал в Commercial Type — Place — должен был быть широким и элегантным, и подходить для люксового брендинга. Как в нём появились готические заглавные? Они отвечают за люкс или за элегантность?

ЖП: Готические заглавные появились после того, как я провёл небольшое исследование. Я задумался: когда вообще появились широкие шрифты? И оказалось, что первым по-настоящему широким шрифтом была фрактура, состоявшая только из заглавных. Поэтому я решил, что если добавить готические заглавные к антикве, получится интересно!

Но потом я очень долго думал над курсивами. В апреле 2024 я приехал в Нью-Йорк и показал свои эскизы Кристиану и Полу, они сказали, что это не италик. И тогда я взял скетчбук, сделал несколько каллиграфических скетчей, и Кристиан с Полом предложили не стесняться и строить италик, отталкиваясь от них.

Place Жульена Прие, 2024

Эскизы шрифта Place

АШ: В карьере каждого шрифтового дизайнера наступает момент, когда он начинает рисовать нейтральный гротеск. Как думаешь, у тебя получится этого избежать?

ЖП: Не уверен, что такой вообще существует. Но прямо сейчас мы вместе с Полом и Кристианом работаем над достаточно спокойным. И это очень сложно, но очень полезно для меня как для дизайнера. И я рад, что делаю такой шрифт именно в Commercial Type.

Жульен Прие

commercialtype.com/julien_priez
@boogypaper
@boogypapershop