Саша, вы очень молодой и уже достаточно успешный шрифтовой дизайнер, но у вас не было длительного профессионального образования…
У меня вообще нет профессионального образования. Только опыт на реальной работе.
А как вы стали заниматься шрифтом?
Я начинал вообще не дизайнером — я кодил. Сначала верстал сайты, потом стал их рисовать, а затем заинтересовался книгами. В какой-то момент — в 2015 году, кажется, — появился шрифт Druk, но у него не было кириллицы. А мне очень хотелось его использовать в одном из зинов, которые я тогда издавал, и я попробовал нарисовать какую-то кривую версию чего-то друкоподобного.
Расскажите про зины поподробнее?
Я всегда занимался дизайном сайтов, потому что таков рынок — и от этого никуда не деться, — но любил и книги, и музыку. Когда я открыл для себя «Гражданскую оборону», то понял, что в восьмидесятые и девяностые годы была сильная культура самиздата. Типа журнала «Контркультура». Лет шесть назад я открыл для себя других русских дизайнеров и вообще современную дизайн-тусовку — и меня понесло. Наделал сразу просто тонну всего. Это была попытка создать своё маленькое издательство: мы печатали зины на ризографе, делали веб-зины, которые я сам кодил, выпускали небольшие книжки — в основном рассказы.
Получается, что вы закончили школу и начали заниматься дизайном?
Я начал заниматься дизайном ещё до того, как закончил школу. Вернее, я даже не закончил школу — меня из неё выгнали, потому что я много прогуливал, работал и писал рассказы и стихи. А заниматься дизайном я начал лет в 12, в Новосибирске. Начал делать какие-то журналы — очень плохого качества — про игры и прочую дурь. Просто увидел в киосках «Афишу» и Esquire и понял: «Это — то». А это была ещё та самая «Афиша» Миши Сметаны и тот самый Esquire Максима Никанорова. Потом я перебрался в Москву, где случились кое-какие психологические обстоятельства, которые вынудили меня сделать зин. И после этого зинов стало очень много — за полтора года мы издали около двадцати печатных, десяти веб, ещё сколько-то аудио и так далее.
И вы просто решили: «Дай-ка я сделаю для зина шрифт…»
Да, просто решил, что сделаю шрифт, хотя до этого думал, что нужно много лет подготовки, чтобы начать рисовать хотя бы одну букву…
Большинство людей так думает…
И это, наверное, правильно. Но у меня не получается выбирать лёгкие и правильные пути. У меня всегда получается как-то очень хаотически и эмоционально.
Зин «Про опята + статьи УК РФ» (2017)
Зин «Теория катастроф» (2017)
Зин MY WHOLE LIFE MY WHOLE FUCKIN’ LIFE (2018)
Развороты из других зинов
Что вы сделали, чтобы нарисовать первую букву?
Я пошёл на Pinterest, собрал буквы, которые мне нравятся, начал их рисовать в иллюстраторе и понял, что это вообще не вариант, потому что кривые в иллюстраторе — это КРИВЫЕ. У меня же не было намерения, как у многих, начинать с копирования Futura: я решил сразу делать что-то интересное и пошёл в Glyphs, потому что там можно так или иначе буквы править. Потом в «Шрифтовой мастерской» Марии Дореули я сильно подсел на RoboFont и с него очень сложно было слезть. Сейчас я работаю в Glyphs, но планирую начать кодить на Python и вернуться в RoboFont — у него интерфейс выглядит как кабина самолета, и это приятно: даёт ощущение, что делаешь не какую-то поделку, а сложную систему и структуру.
Расскажите про «Мастерскую».
Я уже много хорошего писал про неё и испытываю к ней исключительно положительные эмоции. Это был очень крутой опыт, и я всем говорю, что это единственное профильное образование в России, которое можно получить за довольно короткий срок: тебя не научат там рисовать шрифты — это длительный процесс, — но научат их понимать и расскажут, почему за них нужно платить столько денег. Я и сейчас порой общаюсь с Лизой Рассказовой, Марией Дореули и Никитой Сапожковым, консультируюсь с ними. Мне всё ещё хочется туда вернуться, хотя уже четыре года прошло. Когда я там учился, то не очень много общался с преподавателями, потому что был довольно зажат. Мне было сложно подойти к тому же Тарбееву, поговорить и задать вопросы.
А вы туда попали с нулевым уровнем?
Нет, я уже выпустил первую версию Transgender Grotesk, но ещё был таким зачатком шрифтового дизайнера. Я тогда стал смотреть на Тимура Зиму, и это довольно сильно на меня повлияло. У себя в голове я стал соперничать с ним. Я бы не выпустил шрифт, если бы не его шрифтовые работы, которые он намеренно называет графическими. Мне было очень важно преуспеть, преодолеть и стать сильнее.
Зин-спесимен первой версии Transgender Grotesk, 2017 год
Вы думаете как-то ещё продолжать шрифтовое образование?
Конечно. Хочу поехать в Гаагу — как говорила Аня Данилова, это «Хогвартс для шрифтовиков». Шрифтовым дизайнером так просто стать нельзя — нельзя просто сесть и рисовать шрифты. Когда у меня был критический момент — я понял, что не хочу заниматься дизайном, а хочу рисовать буквы, — я спрашивал совета у Юрия Остроменцкого, Марии Дореули, Романа Горницкого. Со временем я сжился с мыслью, что нужно поработать арт-директором, чтобы позволить себе обучение в Гааге. И за прошедшие пару лет желание поехать туда стало только сильнее.
Как в результате Transgender попал в коллекцию tomorrow?
Я его в своё время, очень давно, выложил на фейсбук для бесплатного скачивания — там была только кириллица, очень кривая, без компенсаций, без всего. В какой-то момент мне написал Юрий и предложил доделать шрифт. Я получил это сообщение, когда был в гостях у Тимура Зимы, и мы оба очень удивились. Я тогда просто кричал. Я выслал Юрию все файлы, пришёл к нему в мастерскую, и он с тяжёлым вздохом осмотрел распечатки, взял красную ручку и всё зачеркнул. Я даже немного приуныл, хотя понимал, что шрифт сырой. Так мы встречались два с половиной года. Я часто сливался — не из-за лени, а из-за своих психологических проблем и всякого прочего, — и потому что мне было сложно рисовать. Но это был самый лучший опыт, который только можно получить: ты сидишь рядом с человеком, который многое умеет и понимает, и ты ему доверяешь.
Правки в промежуточной версии Transgender Grotesk
Ждать ли нам болдовый Transgender?
Надеюсь, что да. Все просят и очень хотят. И Юрий мне уже много раз говорил, что надо просто нарисовать. Но для меня это тяжело. А так шрифт меньше используют, потому что у него только одно начертание. Если бы у него было второе, то он уже был бы везде.
А как появилось такое название? Оно коммерчески успешное, потому что легко запоминается. Вы заранее на это рассчитывали?
Нет. Я не решал никакой задачи — я просто выражал себя. Это название не перекликается с формой букв и знаков — там нет никакой трансгрессии, перехода или чего-то ещё, но там есть личный опыт меня как автора. Я делал шрифт для зина, но он лишь частично был материалом, а частично — продолжением того, что я чувствовал, испытывал, где находился. Он получил такое имя, потому что у меня была сильная гендерная дисфория. Я немного сомневался, не стоит ли переименовать шрифт при релизе в tomorrow, потому что в том же Петербурге действует официальный запрет на «пропаганду» трансгендерности. Сделал об этом пост, и Филипп Ноймайер мне написал, что не стоит менять, хорошее название, надо оставить. Со временем я стал получать комментарии других людей и понял, что название стало самостоятельным высказыванием: так я делаю слово «трансгендер», которое имеет у нас много негативных коннотаций, нормальным. Это просто слово, которое ты используешь, как «график» или «Казимир». Люди произносят «трансгендер-гротеск», и у них в голове остаётся, что «трансгендер» — это не ругательство, а просто название, просто явление.
Финальная версия Transgender Grotesk
Transgender Grotesk в использовании
Вы открыто говорите о своих ментальных расстройствах. Каково вообще работать в больших компаниях в России с такими особенностями?
Одно дело — глубокая депрессия или циклотимия, которая может сделать тебя неработоспособным на месяцы или годы. Помимо лечения, здесь очень важно принятие и понимание со стороны людей и коллектива — что ты не ленишься, не грустишь, что если ты улыбнёшься, то тебе не станет легче. У тебя баланс нейромедиаторов в мозгу нарушен, и, чтобы поправиться, тебе нужен хороший врач и серьёзный курс сильных лекарств. Другое дело — гендерная дисфория, которая в современном мире никак не должна и не может мешать работать: это глубоко личные переживания, они не влияют на работоспособность. Но все работы, на которых я работал, — Skyeng, «Рокетбанк», РБК и так далее — были очень открытыми и инклюзивными. В «Рокетбанке» я приходил в юбке, и людям было всё равно. В РБК арт-директор принимал всё. Он мне говорил: «Ты можешь быть кем угодно и выглядеть как угодно, главное, чтобы ты делал свою работу». В мире есть хорошие люди, и они иногда работают в корпорациях.
То есть людям с особенностями не стоит бояться входить в большие команды?
Тут нет универсального ответа — все корпорации разные, все студии разные, все процессы разные и все люди разные. Я советую оценивать себя и задавать вопросы. В принципе адекватный осознанный дизайн строится на том, что ты задаёшь вопросы. Даже если у тебя есть ментальные расстройства — это нормально.
Вам кажется, что мир стал инклюзивнее с этой стороны?
«Пузырь» стал инклюзивнее. Дизайн вообще всегда был инклюзивнее, чем остальные профессии. Он довольно открыт, потому что он очень сильно меняется и сильно рефлексирует. Дизайн в России в ходе этой рефлексии всегда смотрит на Запад, а там есть ценности в плане инклюзивности — и это как-то проникает в культуру дизайна здесь. Не везде и не всегда, но мой опыт говорит о том, что всё не так плохо.
Вы делали фирменный шрифт «Рокетбанку», работая у них в штате?
Нет, я был самозанятым. Я таким серым кардиналом приходил, садился в угол и рисовал шрифт. Мало кто понимал, что я делаю. Это была сложная работа. Я сильно волновался, потому что это «Рокетбанк», а не какая-то мелочь. Но у «Рокетбанка» была прекрасная политика, пока он был жив: они смотрели не на метрики, а на людей. «Мы в тебя верим, давай это делать». И мне кажется, что в итоге получился хороший шрифт. Ему всё ещё нужно время на доработку — мы планировали много версий, расширение семейства, хотели нарисовать первую антикву в российском финтехе, — но Qiwi решил, что «Рокетбанку» не жить.
Расскажите про процесс: кто и как вам ставил задачу, как вы принимали решения, с кем вы смотрели эскизы?
Я общался с Ильёй Жариковым и Тёмой Циммером. Илья отвечал за брендинг, Тёма был лидом продактов и фактически арт-директором. Мы делали шрифт итерационно: рисовали версию, тестили её внутри, ставили на сайт, примеряли на макеты, потом правили знаки и снова тестили. Мы встречались раз в неделю и постоянно делали новые версии — у нас их было четырнадцать или около того. Это принцип продуктовой разработки, когда ты делаешь итерации, примеряешь их на реальном макете в реальном мире и смотришь, как оно живёт. Мы очень много спорили, и это был крутой опыт, потому что Илья давал много прямых откликов — по апрошам, по кернингу, по формам знаков. Приятно, когда тебе говорят не «Тут надо бы чуть пооткрытее», а сразу: «Такая шапка у а — это слишком сильно» или «Такая буква к, как в Favorit, мне не нравится, потому что это совсем латиница». На таком уровне очень приятно обсуждать шрифт, вы можете поменять половину знаков, и весь характер изменится кардинально.
Релизная версия шрифта для «Рокетбанка»
Вы привлекали внешних консультантов?
На начальном этапе советовался с Остроменцким. Он меня разбил в пух и прах — сказал, что получается Styrene и вообще всё плохо. А когда мы нарисовали, я сходил к Лизе Рассказовой, и она нам сильно помогла.
Планируете выставить этот шрифт в открытую продажу?
Qiwi его в каком-то виде использует на мёртвом сайте «Рокетбанка». Это довольно грустно, потому что хотелось бы шрифт увидеть на живом продукте. Но сейчас они ликвидировали юрлицо и, надеюсь, заменят шрифт. Поэтому он, наверное, появится в продаже через какое-то время.
Сайт «Рокетбанка»
А сколько вы проработали в РБК?
Не очень долго. Там была довольно сложная ситуация, потому что компания была в процессе реформирования. Мне там было довольно сложно, потому что я от продуктового дизайнера поднялся до арт-директора, и это было непосильно в компании, где работает несколько тысяч человек и все от тебя чего-то хотят. Но я это преодолел и понял, что арт-директорство — это классный процесс, в котором я хочу и дальше существовать параллельно со шрифтом. Но хочется интегрировать шрифт в свою основную профессию и сформулировать из этого какое-то полноценное предложение — построить бренд от логотипа до команды и процессов.
У вас в РБК был опыт работы с Kazimir и Graphik. Можете их похвалить или поругать в деле?
Мне сложно их ругать, потому что я их очень люблю. И неоднократно об этом писал. У меня не было никаких претензий к Kazimir — только радость и наслаждение. У меня есть предубеждение, что все шрифты, которые выпускаются на type.today, кроме Windward Дениса Башева, — качественные. Хотя есть авторы type.today, с которыми у нас расходятся взгляды в чём-то и мы можем долго спорить. Я уже научился воспринимать критику: все шрифтовики — довольно дружелюбные и открытые люди, которые не пошлют тебя, сказав, что твой шрифт говно, а, покритиковав, постараются тебе помочь. После лекции, которая у меня была на Twitch, мне написал Илья Рудерман и сказал, что «лекция хорошая, но есть маленькие моменты». Я сразу спросил, какие именно, и Илья стал критиковать мой взгляд на буквы к и ч. Я понял, что в русском шрифтовом дизайне есть три взгляда на букву к — консервативный, либеральный и ультралиберальный. Классическая позиция — следовать традиции и рисовать к с изогнутыми рогами. Современная позиция, где к либо угловатые с перекладиной. И ультралиберальная позиция, которой придерживается, например, Мария Дореули, когда ты берёшь латинскую букву к, у которой одна стойка упирается в другую, и ставишь её в кириллице. Это многих бесит, но я считаю, что это — сильный приём, который вполне можно использовать. Традиционно дизайнеры кириллицы стараются не навредить читателю, а я с ним обращаюсь не очень осторожно. Я готов на резкие приёмы и способы. Я могу вставить компонент из латиницы. Я понимаю, почему так нельзя, но, например, на дорожных люках в Москве такая же буква к. Мне нравится, что шрифт — это довольно ненаучная и сложная вещь, в которой нет железобетонных правил. Шрифт — это соотношение чего-то системного и творческого: в нём есть какие-то паттерны и особенности, к которым все привыкли, но одновременно есть и большая степень свободы. Это привлекает и сильно побуждает к действию.
Akzidenz Grotesk, Proto Grotesk, Halvar Mittelschrift, Favorit Pro
Раз нет правил, на что вы ориентируетесь?
На людей, которым верю. На свои глаза. Мы верим своим глазам, а глаза у всех разные. Это и дико, но и довольно интересно.
Где вы ищете вдохновение?
Я не очень смотрю сейчас на шрифты, потому что самый лучший путь что-то почерпнуть — это не смотреть на аналогичный медиум. Если ты делаешь шрифты — надо смотреть на что угодно, но не на шрифты. Как правило, я просто вдохновляюсь какими-то вещами типа видеоигр, японских журналов, продуктовым дизайном, промышленным дизайном, чем угодно — это случайные вещи. И шрифты довольно сложны в этом плане: если ты хочешь нарисовать шрифт, то перед тобой пустота. Ты не можешь взять и придумать шрифт. Поэтому легче рисовать шрифт на заказ, потому что у тебя есть конкретная задача, и ты её решаешь. У меня техническое мышление, как у большинства шрифтовиков: я мыслю алгоритмами, системами, пользой. Я не могу просто придумать модный шрифт. Это непонятная для меня задача. Я пытался и перегорел на этом много раз.
Вам удаётся как-то уловить модность в типографике. Или это тоже алгоритм?
Мода очень многогранна, многоступенчата и по-разному определяется разными людьми и разными институциями. Мода — это просто чей-то взгляд со стороны. Взгляд какого-то человека, который сказал, что это модно.
Но есть же дух времени…
Да. Я пытаюсь разгадать его уже несколько лет и пишу об этом постоянно в канал. Со временем я понял, что дух времени — это когда ты не останавливаешься в прошлом, не пытаешься совершить условный «ревайвал совка», а просто существуешь в том времени, где ты есть. Люди, которые определяют время, находятся в настоящем. Они воспринимают всё вокруг, пытаются выстроить какую-то рациональную позицию, что-то из этого вытащить — тогда это становится современным.
А вы не любите «ревайвал совка»?
Я любил когда-то давно, но сейчас не испытываю по этому поводу вообще ничего. Зачем? У меня есть интерес к очень старым антиквам, но мне, скорее, нравятся случайности, нежели нечто старое или очевидно модное и современное. Меня вдохновляет просто случай. Я обычно смотрю японские журналы и очень люблю японских графических дизайнеров, потому что они не понимают, как нарисовать шрифт. Ты можешь почерпнуть у них какие-то неочевидные ходы и перенести это в такую плоскость, где это станет системой, потому что шрифты — это большая степень системности, осознанности и одновременно творчества.
Вы сами рисовали японские шрифты и, кажется, китайский?
Да, я изучал японский язык и, надеюсь, продолжу изучать. Он довольно простой с точки зрения рисования. Ещё я рисовал китайский и корейский. Китайский очень похож на японский — там только другой порядок штрихов, но если это гротеск, то это не очень влияет. А в корейском я советовался с корейским шрифтовиком, и это получилось более-менее внятно, но довольно страшно.
Зачем вы это делаете?
Японский я делаю просто из любви к языку, который мне нравится: он для меня звучит как родной и выглядит интересно — у него сложная структура, которая катастрофически отличается от латиницы и кириллицы. А китайский и корейский я рисовал потому, что меня попросил Лёша Ивановский. Я не очень хочу к ним возвращаться.
Японский, китайский, корейский логотип для «Эльгаугля» (латиница и кириллица набраны шрифтом Activist). Шрифтовой дизайнер Александр Черепанов, арт-директор Алексей Ивановский
Вы общаетесь с японскими шрифтовыми дизайнерами?
У меня есть знакомые, которые учили японский и которые жили в Японии. Я проверяю на них свои шрифты и свой леттеринг. Я много изучаю японскую дзенскую скоропись — каллиграфию, которая строится на том, что ты просто берёшь форму знака, очищаешь свой разум и рисуешь как получится. Это звучит как дилетантство, но на самом деле это довольно сложно и интересно.
Нет амбиции выйти на японский рынок?
Может быть, в перспективе, когда я выучу язык, когда пойму, как строится его структура, и когда у меня хватит сил нарисовать 12 тысяч знаков. Но сейчас я хочу хотя бы научиться рисовать быстро. Я знаю, что умею рисовать хорошо, но нужно рисовать ещё и быстро, а потом уже переходить на другие письменности.
Чем вы занимаетесь сейчас?
У меня много планов записано в Notion. Я хочу нарисовать кириллицу чего-нибудь — например, Pilowlava, который сделали в Velvetyne. Есть много старых шрифтов, с которыми пока не знаю что делать. Хотелось бы их дорисовать, хотя бы к этому приблизиться. Ещё я закончил курс для одной платформы о том, что шрифт нужно покупать и не пиратить, а использовать и думать над тем, что ты делаешь. Где-то фоном, конечно, ещё есть музыка и много других вещей, но шрифты монолитнее и сложнее.
TYPE SHOWREEL 2019
То есть вы преподаёте?
Да, год назад я понял, что у меня есть к этому интерес, и сейчас, когда у меня появилась возможность, я стал обучать людей и сделал курс по пониманию шрифта. Он не такой глубокий, как «Шрифтовая мастерская», но он объясняет базовые принципы. Думаю, не надо пятьдесят лет учиться и накапливать в себе знания, чтобы начать потом ими делиться. Как сказал Серёжа Сурганов, лучшее, что ты можешь сделать, когда ты чему-то научился, — это пойти и учить других. Они будут задавать вопросы — и это будет тебя челленджить.
Скромный опыт и отсутствие школы не мешают?
Мой опыт не очень большой по времени, но довольно плотный по качеству. Меня вполне принимают за равного, никто не сомневается в моих возможностях, обычно переспрашивают возраст и удивляются. У меня высокая степень осознанности. Я прокачиваюсь очень быстро — не в шрифте, к сожалению, — но во всём остальном. Это позволяет мне себя продавать и объяснять многое. Нужно много лет, чтобы мои глаза научились видеть то, что видят профессиональные шрифтовики, но я хотя бы могу объяснять шрифт с той позиции, с которой я его понимаю, — дать какие-то основы, какую-то систему, какое-то понимание того, что в шрифте есть определённые правила.
То есть вы предлагаете точку входа?
Да. Мне бы хотелось предлагать нечто более глубокое, но я предлагаю то, в чём уверен. Когда я стану ещё более опытным, я обязательно пойду в образование. Как сказала Маша Дореули, многие в России делают хорошие шрифты, но очень мало кто умеет ими пользоваться. И я стараюсь учить людей пользоваться шрифтами, ценить и не пиратить. Я делаю курс, где человеку придётся месяц рисовать шрифт, и он после этого, скорее всего, поймёт, что это стоит дорого. Пока ты сам не нарисуешь, не поймёшь, сколько в этом работы, а за работу надо платить.
Александр Черепанов
tomorrow.type.today/ru/designer/cherepanov
t.me/nepridumalnazvaniye
instagram.com/chrpsh
behance.net/chrpsh
notion.so/chrpsh