Аделина Шайдуллина: Подпись в письмах, которые вы отправляете со студийной почты, — это какой-то шаблон, или вы заново оформляете её для каждого адресата?

Феликс Пфаффли: Это шаблон, но у него много вариантов. Мы придумали его лет десять назад. И каждый, кто пишет нам, очень радуется, когда получает ответ с такой подписью.

Подпись в письмах студии Feixen

АШ: Я тоже очень обрадовалась. Сейчас в студии работаете только вы вдвоём? Есть люди, с которыми вы сотрудничаете постоянно?

ФП: В основном мы работаем вдвоём.

Робин Эбервайн: Кернинг нам делает Игино Марини, итальянский мастер. Мы пробовали делать кернинг сами, но поняли, что не можем себе позволить тратить на него столько времени.

ФП: Вообще, студия появилась очень давно, и её масштаб постоянно менялся. Менялось то, как мы работаем. Когда-то нас было четверо, и мы были обычной коммерческой дизайн-студией, поддерживали айдентику больших клиентов. Семь лет я работал с Рафаэлем Лёйтенегером. Когда он решил уйти, я понял, что не хочу пытаться заменить его. У нас был какой-то свой, ни на что не похожий подход к работе, у меня не получилось бы воссоздать его с кем-то другим.

Сейчас мы много сотрудничаем с разными графическими дизайнерами, а типографические задачи решаем вдвоём с Робином.

Плакаты для Nike. Студия Feixen, 2016. Изображения: Feixen

Плакаты для Air Max Day. Студия Feixen, 2018. Изображения: Feixen

АШ: Почему вы решили открыть шрифтовую студию?

ФП: Так получилось. Всё началось с приходом Робина. Я всегда любил рисовать буквы для плакатов, и у меня было несколько готовых шрифтов, но я не планировал их выпускать. Потом пришёл Робин, и за первые две недели стажировки превратил один из проектов в готовый к релизу шрифт.

Брошюра для Südpol Theater. Студия Feixen, 2015. Изображения: Feixen

Мы решили выпустить его и посмотреть, что будет. Через два месяца после релиза я позвонил Робину и сказал: «Давай откроем студию!»

АШ: У вас не было цели опровергнуть стереотип, что шрифтовые дизайнеры — часто плохие графические дизайнеры?

ФП: У нас были какие-то цели и желания, и они, конечно, связаны с графическим дизайном, потому что мы оба пришли из графического дизайна и думаем как графические дизайнеры. Но ещё мы очень интересуемся техническими нюансами. Нам интересно, как устроены технологии и что можно сделать с их помощью. Мы оба очень любим анимировать буквы, любим писать код.

В первые два года работы студии мы, кажется, только учились. Нам хотелось поскорее начать делать сложные вещи, поэтому учиться приходилось быстро. Сейчас мы просто пытаемся заполнить пробелы.

АШ: Пробелы в ваших знаниях или в шрифтовом рынке?

ФП: Хороший вопрос. Наверное, и в том, и в другом. Но мы не привязываем наши процессы к рынку. Мы открыли студию не потому что хотели открыть студию, а потому что нам понравилось рисовать шрифты вместе.

РЭ: Когда мы начинаем работать над шрифтом, мы не ставим перед собой коммерческих целей. Бывает, что мы как графические дизайнеры хотим воспользоваться каким-то шрифтом, которого ещё нет, и тогда начинаем его рисовать.

ФП: Например, Ease начался как наш внутренний челлендж. И месяца четыре мы просто пытались понять, можно ли вообще сделать такой шрифт. Решали крошечные проблемы, двигали точки так, чтобы вариативная ось работала нормально. Было очень сложно работать с этими скруглениями.

И, мне кажется, большая часть наших проектов начинается так. У нас есть десять идей, мы выбираем самую интересную нам. Ещё нам важно, чтобы она была технически сложной в реализации.

Ease студии Feixen, 2023. Изображения: Feixen

АШ: А как вы придумали MOV?

ФП: Ты говорила про рынок, так вот, этот проект вообще не для рынка. По крайней мере, пока я думаю так.

РЭ: Этот шрифт мы сделали для себя.

ФП: Обычно шрифт — это огромный проект, над которым ты работаешь год или два. Но мы подумали: «Что, если это будет большой проект, который можно разделить на кучу маленьких?»

И тогда мы нарисовали очень строгую сетку, а внутри этой сетки разрешили себе делать всё, что угодно. И каждая буква превратилась в маленький проект, на который уходило где-то по часу.

MOV студии Feixen, 2025. Изображения: Feixen

РЭ: В какой-то момент мы просто утонули в этом процессе. Мы нарисовали тысячи букв.

ФП: Всё очень удачно совпало — в прошлом октябре у меня родился ребёнок, и за время его дневного сна я как раз успевал нарисовать букву.

АШ: Где бы вы хотели видеть этот шрифт?

ФП: Мы много об этом говорили и решили, что детский телеканал — идеальное место.

АШ: Мой почти трёхлетний сын полчаса просто смотрел на страницу MOV. Как будто это был мультфильм.

ФП: Мне кажется, это лучший комплимент, который можно сделать шрифту. Будем считать, что наша целевая аудитория — трёхлетние дети.

АШ: А вы рисуете кастомные шрифты?

ФП: Рисуем, но обычно на базе наших тиражных. Очень часто клиенты приходят к нам и говорят: «У вас вон в том шрифте есть стилистический сет №27, — можем сделать на его основе отдельный шрифт?»

АШ: У вас есть папка с нереализованными идеями?

РЭ: Да, и она огромная!

ФП: Наша проблема в том, что мы придумываем очень много вещей, пытаемся реализовать их все, а потом долго не можем решить, от чего отказаться. Для нас это самая сложная часть процесса.

Мы пытаемся реализовать как можно больше идей, потому что верим в них. И бесконечные стилистические сеты в наших шрифтах — это совсем небольшая часть того, что мы придумали за время работы над проектом.

РЭ: Мы воспринимаем шрифт как инструмент, который пользователь может кастомизировать. И каждый раз пытаемся сделать этот инструмент таким, чтобы он мог удовлетворить всевозможные потребности пользователя, поэтому в наших шрифтах так много опентайп-фич.

ФП: Ещё мы думаем о шрифте как об инструменте, который помогает настроить голос проекта. Я много работал с журналами и знаю, что иногда ты хочешь, чтобы один блок текста звучал очень серьёзно и строго, а другой — игриво и весело. И если мне придётся делать журнал, то я возьму Studio Sans, и мне будет достаточно просто решить эту задачу.

Studio Feixen Sans 2.0, 2022. Изображения: Feixen

То же с Ease. Характер шрифта зависит от того, где и как вы решите его скруглять. Это очень круто — заголовок, например, может выглядеть очень механистическим, а у блока текста будет совсем другой тон.

АШ: То, что вы запустили студию, когда вариативные шрифты уже существовали, повлияло на то, как выглядят ваши проекты?

ФП: Однозначно. Наша студия началась с вариативных шрифтов. У нас был шрифт с тремя начертаниями, и Робин превратил его в вариативный.

РЭ: Мой диплом был об этом. Когда мы начали работать вместе, я как раз разбирался в том, как устроены вариативные шрифты. А, учитывая то, что большая часть коммуникации сегодня происходит на экранах, — почему бы не сделать так, чтобы всё на них двигалось.

ФП: Ещё вариативные шрифты — это про контроль и возможность тонких настроек. Мы постоянно думаем, какую ось пользователю было бы интересно иметь.

АШ: Noi Grotesk поддерживает кириллицу. Вы консультировались с кем-то, кто говорит на языке, использующем кириллицу, когда рисовали её?

ФП: Мы рисовали кириллицу по заказу клиента, и на его стороне были люди, которые говорили на языках, использующих кириллицу. Мы консультировались с ними. Ещё мы делали ресёрч сами: изучали историю каждой буквы — когда она появилась, почему выглядит так, а не иначе.

Для нас это был первый опыт работы с алфавитом, которого мы не знали. В какой-то момент мы поняли, что даже если посмотреть на два очень известных и качественных кириллических шрифта, знаки в них могут быть нарисованы по-разному. И ещё мы узнали, что в некоторых языках есть свои формы знаков.

В какой-то момент мы осознали, что должны просто решить, какие формы рисуем. И в принятии этого решения мы опирались на наше исследование, а не на мнение клиента.

Noi Grotesk студии Feixen, 2021. Изображения: Feixen

АШ: Вы планируете расширять языковую поддержку других своих шрифтов?

ФП: Если появится такой запрос, то мы подумаем. Делать этого просто так мы не планируем. Но даже если появится клиент, мы всё равно будем обсуждать, стоит ли нам браться за это. Нас всего двое, и нам нужно внимательно выбирать проекты, ведь в шрифтовом дизайне одно решение может стоить двух лет работы.

АШ: Как вы работаете над страницами шрифтов? Вы начинаете рисовать их после того, как работа над шрифтом закончена?

ФП: Мы начинаем думать над тем, как будет выглядеть страница, в процессе работы над шрифтом, когда понимаем, что хотим этим шрифтом сказать.

Мы перекидываемся эскизами страниц, и иногда это приводит к тому, что мы меняем что-то в шрифте. Потому что это взаимосвязанные вещи. В конце концов именно страница шрифта рассказывает о том, как мы хотим, чтобы шрифтом пользовались.

АШ: Вы живёте в разных городах. Как часто вы встречаетесь?

ФП: Вообще, мы давно не виделись. Но мы встречаемся каждый раз, когда есть повод. Я провожу лето в итальянской части Швейцарии, где живёт Робин, и летом мы видимся чаще. Недавно Робин открывал выставку в Музее дизайна в Цюрихе, и я, конечно, был на открытии.

Инсталляция Федерики Тоблер и Робина Эбервайна на выставке Junge Grafik. Изображения: Studio 11/1

РЭ: Мы встречаемся, когда нам нужно что-то печатать. Встречаемся, когда заканчиваем шрифт, перед релизом. И встречаемся, чтобы рисовать эскизы новых проектов.

ФП: Я думаю, что встречаться нужно обязательно. Многое можно сделать онлайн, но важно поддерживать человеческие отношения, праздновать релизы и просто пить кофе вместе. Для меня это часть работы.

Каждая наша встреча — небольшой праздник. Если бы мы виделись каждый день, всё было бы иначе.

АШ: Согласна! У нас всё устроено примерно так же.

ФП: Шрифтовому дизайнеру очень важно иметь время, когда вокруг тишина и ничего его не отвлекает. Поэтому я думаю, что наш формат работы идеален. Мы с Робином созваниваемся как минимум раз в неделю, но обычно — чаще.

АШ: Важно ли студии (или независимому дизайнеру) делать личные, некоммерческие проекты?

ФП: Однозначно. Я стараюсь сделать так, чтобы все наши проекты были личными в той или иной степени. У личных проектов какая-то особенная энергия. И мне это нравится.

Мы постоянно делаем вещи, которые никому, кроме нас, не нужны. Они просто рассказывают о том, кто мы, о том, что нам интересно, и о том, чего мы хотим. Если мы делаем выставку тортов или шрифт, в котором каждый элемент двигается, потенциальный клиент может увидеть это и заказать нам что-то, над чем нам будет интересно работать.

Всё, что мы делали для себя, приводило к интересным заказам или новым идеям. И поэтому мы продолжаем уверенно делать бесполезные вещи.

The No Book книга студииby Feixen, набранная шрифтом Studio Feixen Sans. Everyone can contribute a question to which the answer is “no.”

АШ: То есть это пиар-стратегия!

ФП: TКонечно. Когда мы только начинали, мы много говорили об этом. Тогда у нас был один день в неделю — пятница, — когда мы не работали над клиентскими проектами, но все приходили в студию и делали, что хотели.

Это была хорошая практика — она помогала отвлечься от клиентов, дедлайнов и мыслей о деньгах.

АШ: Почему вы перестали так делать?

ФП: Потому что нам больше не нужен отдельный день для этого. Теперь мы тратим гораздо больше времени на то, чтобы развивать свои идеи, а не идеи клиентов.

Как будто в шрифтовой студии иначе нельзя. Ты тратишь два года на то, о чём тебя никто не просил. Для этого у тебя должна быть специальная мышца, которая позволяет проводить это время с удовольствием, не бояться и не винить себя, если что-то не получается. Кажется, у нас с Робином эта мышца есть.

АШ: Перед интервью я загуглила название вашей студии. На первой странице были ваши проекты и интервью, а словарная статья — только на второй. У вас какая-то стратегия SEO-оптимизации?

ФП: Думаю, дело в том, что Feixen — старое слово. В Швейцарии им больше не пользуются — хотя, может, в Германии кто-то так и говорит. Feixen значит «ухмыляться». И в каком-то смысле мы делаем это в своих проектах. Они немного странные, смешные и не всегда понятны зрителям с первого раза. Ещё это немецкое слово, а наша аудитория интернациональная.

Но, на самом деле, наша стратегия — просто делать красивые истории. Люди будут говорить о тебе, если ты сделаешь выставку тортов. Это хорошая история. То, как мы с Робином встретились и начали работать, — тоже хорошая история. И я думаю, мы неплохие рассказчики.

Выставка тортов Feixen в Ханчжоу, 2020. Изображения: Feixen

АШ: Можете описать свои отношения со швейцарским дизайном?

ФП: Если ты иностранец, ты постоянно читаешь о швейцарском дизайне. Глава о Фрутигере есть в любом учебнике. А мы учились у людей, которые общались с теми, о ком вы читаете в книжках. Мы совсем близко к ним, нас разделяет одно поколение. Моя институтская преподавательница, например, работала с Фрутигером.

Вокзал рядом с моим домом устроен ровно так, как в книжках о дизайне. Конечно, это один из лучших способов работать с пиктограммами и типографикой, но для нас это часть повседневной жизни, поэтому мы не считаем, что швейцарский дизайн — это что-то сакральное. Это больше похоже на отношения с дядей, который учит нас жить. И мы отвечаем: «Да, конечно, дядя. Но мы будем делать всё немного по-другому».

Эскиз Адриана Фрутигера, 1950. Изображение: Анна-Лена Вёрт, ANRT

При этом у нас в Швейцарии есть и другой дизайн. Например, на моё поколение очень повлиял Никлаус Трокслер. У него совсем другой язык. Он про хаос и музыку, которые подчиняются типографике. Трокслер даже основал свой джазовый фестиваль и делал плакаты для него. Никлаус Трокслер был учителем Эриха Брехбюля, а Эрих в какой-то степени привёл меня в дизайн.

Если говорить о швейцарском дизайне сегодня, то это странный и интересный микс. С одной стороны — это перфекционизм, который заложен в нашу ДНК, а с другой — абсолютная свобода.

Плакаты Никлауса Трокслера, 2003–2004. Изображения: Никлаус Трокслер

Плакаты Эриха Брехбюля, 2022. Изображения: Эрих Брехбюль

АШ: Феликс, ты как-то говорил, что любишь начинать проекты с чистого листа…

ФП: Если я работаю с клиентами, то да. Это идеальный сценарий, и это случается очень редко. Но сейчас мои любимые проекты начинаются с человеческого контакта. Ты встречаешься с кем-то, обсуждаешь что-то, и в какой-то момент у вас появляется общая идея. И внезапно ты говоришь абсолютно незнакомому человеку: «Давай делать!» И из этого вырастает отличный проект.

АШ: Назовите имена двух дизайнеров из любой сферы, которые вдохновили вас.

ФП: О, это сложно. Мне нравится, что делает Зак Либерман. Это генеративный дизайн, но в его проектах сталкивается программируемое и человеческое — выглядит очень интересно.

Работы Зака Либермана. Изображения: Зак Либерман

РЭ: Я люблю Коннора Кэмпбелла из студии Daisy Chain. Они как будто всё время рассказывают истории о том, каким может быть графический дизайн, и эти истории никогда не выглядят реалистичными. Они строят свой маленький мир, и меня восхищает их подход.

ФП: Я бы назвал художника Олафура Элиассона. Да, это китч, но мне нравится. Много лет назад, в Берлине, я увидел работу, где он наполнил комнату туманом и повесил лампы разных цветов под потолком. И меня поразил этот проект.

Ещё Олафур мне интересен, потому что он достаточно открыто рассказывает о своей практике, показывает свои наброски или наброски своей команды, это очень вдохновляет.

Я вообще стараюсь потреблять как можно больше искусства. Я не думаю, что наши проекты можно назвать искусством, но думаю, что для дизайнера искусство — лучший источник вдохновения.

«The blind passenger» Олафура Элиассона, 2010. Фотографии: Андерс Суне Берг

РЭ: Я люблю Нильса Мормана, он делает мебель. Когда я увидел его работу в первый раз, я подумал: «Да это же плакат!» И, когда я нашёл эту связь между дисциплинами, я начал думать о дизайне как об одном большом поле, а не как об отдельных непересекающихся сферах. Для меня это был важный момент.

Bookinist, кресло для чтения Нильса Мормана. Изображение: Нильс Морман

ФП: Морман — гений. Я думаю, только мы с Робином купили достаточно его мебели, чтобы он мог считаться успешным дизайнером.

АШ: А кто из шрифтовых дизайнеров на вас повлиял?

ФП: О, это очень простой вопрос. Ноэль Лё, сооснователь Grilli Type. Мы знакомы со времён, когда оба были скаутами. Мы вместе ездили в Россию, читали лекции в Японии, Китае и Южной Корее.

Он открыл шрифтовую студию гораздо раньше, чем я. И, когда я думаю о словосочетании «шрифтовой дизайнер», он первый человек, который приходит мне в голову. А ещё он отличный друг.

GT Walsheim Ноэля Лё, 2017. Изображение: Grilli Type

РЭ: Сложно сказать. Мне нравится Радим Пешко. Его проекты очень тонкие, они связаны со швейцарской традицией, но при этом очень экспериментальные. Мне кажется, в работе Радима идеально сочетаются уважение к традициям и свобода.

Dear Sir Madam Радима Пешко, 2023. Изображение: RP Fonts

АШ: Вы начинали с плакатов, теперь делаете шрифты. Что дальше — мебель?

ФП: Мебель у нас уже есть! Два года назад мы сделали стул-крокодил, а сейчас работаем над стулом-слоном.

Стул-крокодил, 2024. Изображения: Feixen

Вместе с программистом я работаю над графическим редактором, так что я бы сказал, что следующая сфера, которую мы попробуем — софт. Ещё мы работаем над платформой, которая поможет людям учиться анимации. Я много преподаю анимацию, но нет никакого учебника, на который можно было бы опереться, так что мы решили заполнить пробел. Наверное, это самый важный из наших планов.

Студия Feixen

studiofeixen.ch
fonts.studiofeixen.ch
@studiofeixen