Почему нетрадиционные формы знаков связаны с жесткими ограничениями, почему не стоит рисовать символы письменности которую не понимаешь и что не может сделать робот, — об этом Илья Рудерман поговорил с Бенуа Бодуэном, шрифтовым и графическим дизайнером из Франции.
Илья Рудерман (ИР): Как вы стали шрифтовым дизайнером? И считаете ли вы себя таковым? Расскажите нам, пожалуйста, о своей работе.
Бенуа Бодуэн (ББ): Я не знаю, шрифтовый я дизайнер или просто графический. Или я и то и другое. После окончания школы я изучал математику, а потом ещё год — продуктовый дизайн в Лилле, на севере Франции. Графическому дизайну я учился уже в Бельгии, в городе Турне. Курс длился недолго — всего три года занятий. Это неплохая школа, но дизайн там преподают как общую дисциплину — без углублённого изучения. Нас учили живописи, рисунку — много чему, но по большому счету типографику там не дают. Среди преподавателей не было специалистов в этой области — скорее фотографы и художники. Оглядываясь назад, могу сказать, что, возможно, учёба в другом заведении принесла бы больше пользы, но вообще это было хорошее введение в графический дизайн. Результат зависел от личности самого студента — то есть от каждого из нас по отдельности. Я увлёкся шрифтом под конец учёбы. Могу сказать, что я самоучка, self-made шрифтовый дизайнер.
ИР: Это стандартная история и в России, и в Европе: во многих школах и академиях дизайна по-прежнему не очень хорошо преподают типографику. Как будто шрифт не один из ключевых элементов графического дизайна…
ББ: Да, во Франции есть всего две школы, где хорошо преподают типографику как специальность. Я сам прошёл долгий путь, и на первых порах был больше графическим дизайнером, чем шрифтовым: брался разрабатывать шрифты для заказчиков, но скорее как составной элемент в работе над графическим стилем. Но заниматься этим мне нравилось, и постепенно я начал делать шрифты всё чаще и чаще. Сегодня я скорее шрифтовый дизайнер, чем графический.
ИР: В вашем инстаграме много свежих шрифтов. Это работы, которые вы делаете для себя или для заказчиков?
ББ: Это сочетание того и другого. Друзья, например, могут попросить меня нарисовать им шрифт для вывески или для сайта. И в то же время я работаю над шрифтом для себя. Мои собственные проекты, которые я делаю для себя, порождают новые идеи в работе над условными вывесками для знакомых. И наоборот — сделанное по просьбе друзей я могу применить в работе над собственными шрифтами. Один шрифт выливается в идеи для другого. Своего рода взаимопроницаемость — отсутствие границ между заказом и персональной работой, эти два элемента взаимно опираются друг на друга.
Благодаря сотрудничеству с другими графиками, которые передают мне заказы — а к каждому заказу прилагается ряд своих определённых требований или условий, — я берусь за задачи, к которым бы никогда не пришёл сам по себе, естественным образом. Если человек работает в одиночку, он зачастую начинает ходить по кругу, пережёвывает одну и ту же жвачку. А работа с другими людьми и для других людей привносит новизну. Это мотивирует и помогает совершать открытия и прорывы. Выходит такая коллаборация, когда мои личные устремления и предпочтения смешиваются с пожеланиями и требованиями заказчика. В результате получается своеобразный бульон. Но это зелье позволяет мне создавать то, что мне нравится.
ИР: В ваших последних работах вы подходите к форме, контуру и структуре шрифта с какой-то совершенно новой точки зрения. Такая деконструкция: вы вскрываете классические буквенные формы и привносите в них нечто совсем другое. Как вы это придумываете?
ББ: Тут фишка заключается в наличии стесняющих ограничений. Требований, которые связывают тебе руки и которые трудно перевести на типографический язык — в силу их жёсткости. Причём эти заданные условия — это скорее идея, нежели рисованная форма. Это такая игра. Я пытаюсь приложить некую идею применительно к каждой букве, а перенести какую-то одну концепцию на все буквы алфавита очень непросто. Например, надо везде сделать крошечный внутрибуквенный просвет. И вот я силюсь найти решение, чтобы адаптировать заданное условие в каждой букве.
Я намеренно выбираю трудные, но интересные задачи. Речь идёт о конструкциях, которые очень плохо применимы к формам шрифта — или не очень плохо, но поиск решения потребует определённых усилий. Вот эти усилия — и есть то, что меня заводит. Это самая увлекательная часть рабочего процесса! Необходимо поженить между собой две штуки, которые вообще не созданы друг для друга. Свести взаимоисключающие элементы, просто чтобы увидеть, что в итоге получится.
ИР: Как устроена ваша шрифтовая студия? Вы работаете один или есть другие дизайнеры?
ББ: Нет, только я. И я работаю дома, не в офисе. Поэтому на создание шрифта у меня уходит много времени — я не рисую шрифт целый день, а занимаюсь ещё и другими вещами: преподаю, занимаюсь разными графическими проектами.
ИР: А где преподаёте?
ББ: В одной частной школе Нанта, которая называется e-artsup. Там изучают графический дизайн, а типографика — только курс, не специальность: нужно познакомить с предметом, дать общее понимание. Студенты будут работать в сферах, где типографика не главное, — например, моушен-дизайн или игровой дизайн, — и порой приходится хорошенько потрудиться, чтобы увлечь их типографикой и пробудить интерес к шрифту. Но время от времени я устраиваю что-нибудь интересное для хороших студентов — организую воркшоп или арт-школу.
ИР: У вас есть какой-то опыт работы с кириллицей?
ББ: Нет, с кириллицей я никогда не работал. Я нечасто сталкиваюсь с кириллицей, а потому не уверен, что это такая уж хорошая затея — рисовать букву, которая не встречается мне в жизни. Искать новые ходы для дизайна буквы, которая мне хорошо знакома, — это очень классно. В этом случае я понимаю, что аудитория сможет легко считать, какую именно букву я нарисовал. Но если я не читаю текстов, набранных кириллицей, я рискую нарисовать не ту букву или нарисовать её не так. Сам-то я, возможно, буду уверен в том, что буква вышла классная, и формы её хороши. Но вы, пользователи кириллицы, посмотрите на результат моих трудов и воскликнете «О боже, что это?».
ИР: Да, я подписан на ваш инстаграм и слежу за вашими проектами уже несколько лет. Я не раз пытался представить воплощение ваших идей в кириллице — и по большей части мне это ни разу не удалось: это бы дичайше смотрелось.
ББ: Может быть, нарисованные мной шрифты совместимы лишь с моим родным алфавитом. Хотя, возможно, я ошибаюсь и создание кириллической версии осуществимо.
ИР: Как продаются ваши шрифты, бизнес идёт неплохо?
ББ: Дела всё лучше и лучше. Бизнес растёт. Изначально прибыль была совсем не большая — денег хватало только на то, чтобы пойти выпить пивка с приятелями. А теперь всё стало весьма увлекательно: сегодня я вполне могу жить на доход с этого бизнеса. К примеру, два последних шрифта, Standard и Pickle-Standard, продаются хорошо. А до того очень хорошо зашёл мой Zigzag, в котором ты можешь смешивать и сочетать различные версии одной буквы. Он не очень хорошо нарисован, но идея в нём классная. После него я делал проекты гораздо более искусные с точки зрения типографики, но ни один из них не продаётся так здорово. На самом деле, Zigzag появился в некотором роде случайно. Я рисовал его для переписки в чатах — подумал, что было бы славно общаться между собой при помощи такого шрифта. В итоге он стал продаваться на моём сайте. И я был удивлён, насколько хорошо Zigzag покупают. Оказалось, не имеет значения, что шрифт выполнен убого в плане дизайна, когда он забавный в использовании!
![st4]
Standard и Pickle-Standard
Zigzag
ИР: А как реагируют на Brutal?
ББ: В целом положительно. Некоторые утверждают, что с этим шрифтом что-то не так, тогда как другие считают его очень классным. Я сам очень нежно отношусь к нему. Brutal — очень механистический шрифт, и одновременно с этим очень рукописный. В нём сочетаются такие разные штуки, как идея каллиграфического, рисованного письма и концепция жёсткости структуры, перпендикулярного устройства. Этот шрифт был нарисован очень быстро. Возможно, мне следует в какой-то момент взять и доработать его — а может быть и нет, нужно идти дальше и оставить его таким, какой он есть сейчас.
Brutal
ИР: Вы посещаете шрифтовые конференции или такие мероприятия не вызывают у вас интереса?
ББ: Да, я бываю на конференциях — только не англоязычных, потому что окружающим было бы очень непросто меня понять. (Смеётся.) Кроме того, я не думаю, что смог бы рассказать что-то интересное, выступай я по-английски. А так, к примеру, я участвовал в конференции в Мадриде. Я выступал на французском, но у них был переводчик. Я дико волновался, но мне понравилось. Ещё в YouTube выложены записи двух моих выступлений на других конференциях. (Бенуа выступал в городе Лимож в 2016 году и в городе Брест в 2017. Оба доклада проходили на французском. — Прим. ред.)
ИР: А есть сегодня в мире типографического дизайна кто-то, чьё творчество вас так или иначе цепляет?
ББ: Мне нравится многое. Тот же британец Гарет Хаг, который нарисовал шрифт для Олимпийских игр в Лондоне… Но я не смогу назвать вам сейчас много имён — у меня на них плохая память, а дизайнеров, которые делают весьма достойные вещи, очень много — так сразу всех не перечесть. За последние десять лет с миром типографики произошло нечто поистине невероятное. Вообще я боюсь загадывать, что будет дальше, потому что сегодня мы видим вокруг множество отличных шрифтовых дизайнеров — и сложно даже предположить, что будущее готовит для нас с вами…
ИР: А каким вообще вы представляете будущее шрифтового дизайна?
ББ: Я, конечно, не могу знать наперёд, но я думаю, что будущее дизайна — за тем, что не под силу машинам и роботам. Ни один робот — вернее, никакой компьютер — не в состоянии создавать настоящий шрифтовой дизайн. Сейчас мы можем нарисовать шрифт, а потом наделать из него автоматически много разных начертаний: маленькое, побольше, чуть видоизменённое. Это очень просто! Круто, что теперь это так просто, но это не типографика — это нечто среднее между графическим дизайном и техническими приёмами. А дизайнер должен привносить в шрифт искусство, делать ставку на воображение. Обеспечивать какое-то человеческое наполнение в типографике — вот в чём идея.
