Женя, в профиле вашего инстаграма написано, что вы библиотекарь в библиотеке.

Я самопровозглашённый библиотекарь, и библиотека наша — маленький, самопальный проект с моими подругами-коллегами, Юлей Кондратьевой и Сашей Березниковой. В какой-то момент Юля съездила на стажировку в Studio Joost Grootens и привезла из Голландии два чемодана книг. Мы поняли, что у нас дома хранятся красивые книжки, но мы их листаем раз в год, а в Москве их нигде не увидишь. Мы решили сделать так, чтобы все могли приходить и смотреть книжки. Сначала мы договорились с Некрасовкой, и они нас совершенно бесплатно приютили. Мы привезли свои книжки, нам ещё принесли друзья и знакомые. Потом мы стали докупать книги прицельно. Сейчас мы снимаем помещение на Покровке, дом 19. Туда можно приходить по пятницам вечером. Или можно написать в наш инстаграм и договориться прийти в другой будний день. Если приходит группа студентов, то мы специально под их задачи подбираем книжки и им что-то рассказываем. Так тоже можно делать. Раньше мы ещё проводили лекции и всякие мероприятия. Но после карантина это пока не восстановилось.

Много к вам приходит людей?

Сейчас каждую пятницу кто-то приходит, а обычно два-три человека в неделю. Но бывает, что приходит целая группа студентов, человек 15–20 разом. Или к нам приходили недавно восемь девочек из «Яндекс.Практикума». Ещё Александр Васин нас звал курировать книжную часть на «Типомании». Там люди о нас узнают, мы обмениваемся контактами, и они потом приходят.

Вам книжки не жалко, когда люди их хватают-листают?

Жалко, конечно, но книжки для того и созданы, чтобы их смотрели. Мы стараемся следить, чтобы ничего криминального не происходило. Пока и не было никаких эксцессов — чтобы кофе разливали или что-нибудь такое. За время выставок в «Типомании» книги обычно успевают потрепаться, потому что там поток людей большой. Были и пропажи — немного, но были.

Библиотека Placeholder

Это всё чистый альтруизм?

Да, монетизировать это мы никак не хотим, потому что не очень понятно, как это вообще можно делать. И проект в таком случае немного потеряет смысл. У нас была ситуация, когда мы проводили мастер-классы за деньги, чтобы немного компенсировать расходы на аренду. Но альтруизм всегда оборачивается некоторой выгодой для себя. Во-первых, книги у нас всегда рядом, и мы их смотрим. Во-вторых, это повод покупать ещё книжки. Ты думаешь: «Стоит ли тратить деньги на очередную книжку?» — и такой: «А я её в библиотеку отнесу потом». В-третьих, это общение, которое сплачивает нас всех, что классно.

Вам приносят книжки?

Да, приносят, и мы принимаем с большим удовольствием. У нас такой договор, что даритель в любой момент может забрать свою книгу. У нас набралось некоторое количество повторов, и мы уже проводили своп с согласия владельцев. Что-то, что никто не забрал и чего у нас накопилось по три-четыре экземпляра, отдали в Некрасовку.

Есть у вас что-то редкое, что трудно достать в Москве?

Я бы сказала, даже большая часть. Мы собираем любые книжки, не обязательно о дизайне. Это могут быть книги о чёми угодно, но с классным макетом и вёрсткой. Такого много: Ирма Бом, книги студии Grootens, Spector Books, одна или две книжки Metahaven, брошюры, которые OK-RM делала.

Книга Карела Мартенса Printed Matter / Drukwerk. Из коллекции библиотеки Placeholder

Книга Hong Kong Typology. Из коллекции библиотеки Placeholder

Вы недавно закончили курсы айдентики Величко и Васина?

Да, и это было здорово. Мне нравится учиться, я периодически записываюсь на какие-то короткие курсы. В каком-то смысле это моё хобби. Но на больших курсах я не училась с тех пор, как закончила Полиграф в 2015-м. Мне давно хотелось с Иванами познакомиться, потому что мне нравится то, что «Щука» делает. И ещё мне понравилось, как они составили программу: один большой проект, над которым ты долго думаешь и тщательно его делаешь.

Проект айдентики похоронного бюро, сделанный на курсе. Шрифты: Zangezi и Gerbera

Почему вы решили снова заняться образованием?

Было много причин. Но самая главная, наверное, в том, что я три года работала в госструктуре в сфере образования — в методическом центре. Я была там единственным дизайнером в штате — делала очень размеренные проекты, которые были связаны с литературой и русским языком. Это было прекрасное время: мне там давали полную свободу, и я могла делать, что хочу (я уволилась буквально неделю назад). Но я чувствовала, что выпадаю из профессионального контекста. Ты помещён совершенно в другой мир. Так как это госпроект, там нет особой конкуренции: ты просто решаешь какие-то свои творческие задачи и не получаешь фидбэк от того, что делаешь. А как оно сработало, ты никогда не узнаешь. Это сподвигло меня вернуться к обучению — чтобы поработать снова с другими дизайнерами, получить много разных мнений, как-то взглянуть на всё по-новому.

Нашли уже новую работу?

Меня пригласили в «Яндекс.Практикум». Я буду там дизайнером и иллюстратором, такое совмещение моих специальностей. Буду заниматься оформлением уроков для курсов по аналитике данных.

А как у вас было с Полиграфом? Хватило ли того, что там давали?

В Полиграфе классно. Это отличное фундаментальное образование. Ты понимаешь, что ты реально учишься очень многому. Но там есть такая специфика, что ты немного оторван от реальной жизни. И должен быть определённый склад характера, чтобы хотеть получить именно такое, очень растянутое во времени образование. Многие гуманитарные предметы там преподаются поверхностно — к примеру, философия или политология. Ты сидишь и понимаешь, что зачем-то тратишь много времени на что-то крайне формальное.

Я поступила в Полиграф сразу после школы и не имела никакого представления о дизайне. Я хотела быть книжным иллюстратором, потому что любила читать и любила рисовать. Думала: «Бинго! Это профессия». И только курсе на втором я начала что-то понимать, потому что на первом была только пропедевтика и работа с формой. Но буквально за год, за второй курс это всё перевернулось. Ты пробуешь, ты начинаешь чувствовать текст и как с ним вообще работать как с материей, потому что это очень специфический навык, которому надо учиться отдельно. Очень много измерений, которые надо все учитывать: текст работает как серое, как форма, но одновременно шрифт — это тоже картинка, и при этом всё это текст, который ты читаешь.

То есть в дизайн вы попали через Полиграф?

Да, это точно. До этого я не знала, что это такое, а там узнала.

Назовёте преподавателей, которые вас особенно зацепили?

У меня дизайн, «композицию изданий» с самого начала преподавали Келейников и Ершова. А в Полиграфе ведущие преподаватели почти целиком определяют процесс обучения: в итоге профиль выпускников зависит от того, кто им попался, потому что у кого-то более сильный курс иллюстрации, а у кого-то — более сильный курс дизайна. Многие после третьего курса выбрали как специализацию дизайн, просто потому что преподаватели дизайна были сильнее плюс это было про более общее, более широкое. Тебя учили в целом работать с визуальным, и ты мог после этого в том числе хорошо делать иллюстрации.

С какими шрифтами из коллекции type.today вы работали до того, как вызвались вести наш инстаграм?

Наверное, только с Kazimir, но я его использовала в нескольких проектах. Когда он вышел, он сразу зацепил мой взгляд, и я даже купила лицензию на него до того, как появился подходящий проект.

Часто так делаете?

Периодически. Есть какие-то шрифты, которые мне просто очень нравятся, и я их покупаю. Я делала с Kazimir проект про Тургенева, и я сразу понимала, что он там хорошо встанет. В нём есть немножко ретро, которое отсылает к тому времени, и при этом он очень хорошо работает вместе с современной графикой. Это красивый контраст. Мне вообще очень нравится в графике, когда есть какое-то небольшое несоответствие и из-за этого получается интересная картинка. Например, когда это швейцарская сетка, но шрифт не Helvetica и не стандартный гротеск, а что-то другое. Так, мне кажется, Карел Мартенс довольно часто делает. Можно назвать это постмодерном: ты немного расшатываешь привычные графические приёмы, и то, что работало как чисто конструктивное решение, выворачивается в выразительные ходы. Мне очень нравится это делать как раз за счёт шрифта, когда он не совсем такой, какой ты ожидал бы увидеть, и это создаёт нужный эффект.

Биографический проект об Иване Тургеневе. Шрифты: Kazimir, PT Serif и Activist

Для конгресса учителей вы подобрали неожиданную пару — Kazimir и «20 копеек». Почему вы взяли Kazimir, а не 21 Cent того же Гордона?

На самом деле, ответ простой. Во-первых, на Kazimir у меня уже была лицензия, а на 21 Cent надо было бы покупать отдельно. Во-вторых, этот стиль тоже немного сделан на контрастах, и хотелось там использовать не самую прямую пару.

Cтиль шестого съезда учителей Москвы. Шрифты: Kazimir и 20 копеек

Вы вообще много работаете с антиквой?

Да, я очень люблю антиквы. Мне как-то легче с ними, чем с гротесками. Хотя я понимаю, что, вероятно, это влияет на результат. Потому что мне периодически говорят, что я делаю какие-то ретроистории. У меня нет какого-то одного любимого шрифта. Мне нравится пользоваться совершенно разными — от гуманистических до простроенных и чётких, как Bodoni. Мне очень нравится современный тренд на злые антиквы с очень большими, контрастными засечками отчасти то, что Роман Горницкий делает в Temporary State. Каждая буква становится великолепной картинкой, причём необычной и противоречивой: и про прошлое, и про настоящее.

Вы сейчас потрогали всю коллекцию type.today, у вас появились новые любимые шрифты?

Меня практически всё удивило. Когда начинаешь их трогать, реально смотришь на них по-другому. Даже в Kazimir, который мне был хорошо знаком, я обнаружила капительное начертание — очень узкое, любопытное, странное. Из-за того, что я люблю антикву, мне было очень интересно попробовать Vesterbro и Austin: они просто привлекали своими формами. Мне нравится Menoe, потому что он одновременно моношрифтный, но у него тоже есть италик — интересное столкновение. Непривычно, что мне как-то хорошо зашла Cera, потому что это геометрический гротеск, а я ими очень редко пользуюсь. Мне кажется, у них тоже есть немного ретровайб, с которым иногда тяжело справиться. А она прямо очень классная, и я её часто ставила. И ещё мне очень понравились Styrene, Normalidad, Proto Grotesk и Factor A. Последний я использовала с дополнительными, как бы рукописными символами, но он хорош и без них: выглядит просто, но на самом деле очень характерный.

Как вы составили этот список книг? И что это за книги?

Я подумала, что мне будет проще придумывать, если будет концепция. И это действительно оказалось так. Я придумала все картинки — про что они будут — до того, как их сделала. То есть у меня был список тем, из которых можно было выбрать. Почему книжки? Я просто люблю книжки, и я книжный дизайнер по образованию. Ещё сначала мне казалось, что там можно было бы показать эти шрифты в вёрстке. Но в итоге я остановилась на обложках, потому что поняла, что вёрстка — это не инстаграмный формат и к тому же требует более тонкой работы. То есть обложка, как плакат, — она очень эмоциональная, очень цепляющая. А вёрстка — вся на нюансах. Чтобы она заработала, нужно потратить много мыслительных усилий. А у меня не всегда ресурса хватало, чтобы это всё сделать: чтобы получалось нечто интересное, чтобы там шрифт хорошо работал и чтобы ещё это была картинка для инстаграма — маленькая и квадратная. А список книг — это просто книжки, которые я люблю, про которые можно было сделать интересные обложки и в которых можно было показать шрифты из коллекции. То есть такое комбо, чтобы всё совпало.

А как придумывался дизайн? От книжки или от шрифта?

По-разному. В итоге в основном получилось от книжки, потому что не со всеми шрифтами были чёткие ассоциации. Единственное мгновенное попадание было с Karloff, у которого есть начертания Negative и Positive. Это буквально доктор Джекилл и мистер Хайд, идеальная иллюстрация. Но понятно, что шрифты не рассказывают прямо какую-то историю — это же гибкие инструменты.

Какие ваши любимые работы за месяц?

Наверное, с Factor А про девственниц-самоубийц Евгинидиса — она получилась даже для меня неожиданной. Пожалуй, «Охота на овец» Харуки Мураками с Gauge Letterpress. Мне очень хотелось попробовать его применить, потому что он кажется настолько специфическим, что было любопытно, как это. Не могу сказать, что это идеальное его применение, но мне понравилось, как он там сработал в итоге. Ещё Станислав Лем, где First Prize (этот шрифт больше не продаётся в нашем магазине, его можно приобрести на сайте Letterhead. — Примеч. ред.), потому что применить его тоже было для меня вызовом. Я не очень умею работать со шрифтами, которые дают одну, очень определённую интонацию. И тут хотелось понять, как его использовать совсем по-другому…

Вы взялись использовать Amalta, которая тоже очень характерная…

Я сама удивилась. Думала, что я её не потяну, потому что она тоже очень нишевая.

Там, где есть иллюстрации, это ваши иллюстрации?

Да, мои.

Вы вообще много занимаетесь иллюстрацией?

На самом деле, да. Это больше по зову сердца, потому что обычно придумываю такой дизайн, в который иллюстрация вписывается, и потом я её сама рисую. Обычно никто не против. Мне просто нравится работать с изображением.

Как вы поддерживаете себя в тонусе? Где ищете источники вдохновения?

У меня всё довольно банально — это Инстаграм, Pinterest, какие-то соцсети. Больше всего — инстаграм, там самая активная жизнь. Если ты подписываешься на большое количество людей, на тебя поток льётся. Кроме того, есть наша библиотека, которая служит площадкой, позволяющей знакомиться, и «Типомания», где мы выступаем как участники и организаторы.

Подписки Жени в Инстаграме

Через вас проходит много книг. У вас есть какие-то наблюдения о тенденциях в современном книжном дизайне?

Мне кажется, что там, на удивление, остаётся актуальной эстетика постмодерна — то, что делал Карел Мартенс в журнале OASE. Это выглядит до сих пор остро, и то, что лично меня цепляет в книге какого-то суперсовременного дизайна, — всё наследует тому. Например, настолько сложная сетка, что она неизбежно нарушается. Или немного странный выбор шрифтов. Когда всё построено по-модернистски логично, правильно и понятно, но с какими-то небольшими нарушениями. При этом книжка всё равно должна быть читаемой: это в первую очередь инструмент передачи текста, и какой-то полной деконструкции не происходит. Тот же Троянкер или Аникст, которые делали книгу «Эльзивиры», они и сейчас выглядят остро: будь издан их репринт, они выглядели бы классными и современными.

Журнал OASE. Из коллекции библиотеки Placeholder

То есть мы продолжаем историю, которая началась в шестидесятые?

Такое чувство, что да. Наслаиваются, конечно, новые технологии и новые тренды в типографике, но в конструктивном построении книги, в том, что смотрится интересным в её оформлении, эта история продолжается и принципиально не меняется.

А что меняется в книжной типографике?

Наверное, выбор шрифта. Стало больше свободы в плане того, что ты позволяешь себе очень крупный или очень мелкий кегль. У тебя больше диапазон. Мы делали на «Типомании» выставку, где мы из нашей коллекции выбирали по одной книге на каждый год. Там было двадцать книг. И мы не смогли проследить какую-то эволюцию. Дизайн, скорее, зависит от традиций страны, от тематики, от людей, которые делают книги, и типографий, которые их печатают. Вообще у такой вещи, как книга, у которой уже очень большая история, такое вряд ли будет происходить. Наверное, как раз в новых технологиях есть люди-трендсеттеры, которые задают определённые стили, и там что-то быстро меняется и появляется что-то новое. Ты можешь проследить прямо волнами: откуда что пошло. А в книге — нет…

То есть набросать тегов, которые бы определяли книгу последних лет, невозможно?

Можно проследить какие-то тренды, если посмотреть на победителей книжных конкурсов. Там часто выигрывают фотокниги, книги без текста, книги, работающие только с изображениями и рассказывающие визуальные истории. Возможно, это привлекает, потому что просто приелась работа с текстом и сложноструктурность. Ещё довольно много работы с пантонами — этого много и это выглядит эффектно. Например, когда изображение разобрано на пантоны, и чёрный, например, заменён на серебряную краску. Нельзя сказать, что этого не было, но, возможно, это просто технология, которая стала более доступной. Наверное, в книгах, как и в вебе, после какого-то момента стало больше антиквы. Она возвращается…

Понятно почему?

Потому что гротеск не вызывает визуального отклика, не даёт достаточной индивидуальности — тебе нужно каждый раз немножко что-то сдвигать и расшатывать, если ты хочешь придать своему объекту характера, выделить его из ряда. Просто когда гротеск был трендом, его ставили везде. А сейчас очень много антиквы в акциденции. И если активное применение антиквы в наборе можно как-то объяснить удобством чтения, то её возвращение в акциденцию, видимо, идёт оттого, что люди по ней просто соскучились.

А что у нас сейчас: смерть бумаги или золотой век печати?

Для печати — не золотой век. Но книга, очевидно, не умрёт никогда, потому что это другое. Многие предрекали смерть театра с возникновением кино, но теперь всем понятно, что это просто разные вещи. Наверное, книга станет больше объектом, не поставщиком информации, потому что читать онлайн, читать с любого устройства стало достаточно комфортно и удобно. Уверена, что останутся сложноструктурные книги, потому что это тяжело сделать в вебе. Со сложными текстами работать удобнее, когда это напечатанная вещь и она разобрана. Но, возможно, мы просто ещё не знаем формы, которая появится. Хотя можно и на сегодня смотреть, как на золотой век, потому что, несмотря на то что печатается всего меньше — ведь очень многие журналы перестали выходить, — то, что печатается, получается более сложным и продуманным. Есть же смысл, зачем оно печатается. Оно должно быть востребовано.

Евгения Нечаева

@ne_stoilo_etogo_delat
ne-stoilo.com